Венесуэла, 2005 год. Президент страны Уго Чавес проходит перед строем солдат. Телекамера беспристрастно снимает то, что со временем станет исторической хроникой. В руках у президента автомат Калашникова.
«Солдат и его оружие – единое целое, – говорит он. – Это самый лучший в мире автомат! Держите его крепче. Это ваш лучший друг».
В марте минувшего года не стало Уго Чавеса. А в декабре скончался знаменитый конструктор, генерал-лейтенант, дважды Герой Социалистического Труда Михаил Калашников. За полгода до кончины он обратился к Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу с покаянным письмом. В своем ответе Патриарх поблагодарил Михаила Тимофеевича за его верное служение Отечеству.
Автомат Калашникова знают во всем мире. Он прошел экзамен в суровых боях, в песках и в воде, в жару и в мороз, в горах и в пустыне. И ни разу не подвел. А вот о его изобретателе знают гораздо меньше или почти ничего.
Мне посчастливилось встретиться со знаменитым конструктором в 2007 году в Москве. В год 60-летия своего изобретения генерал-лейтенант Калашников приехал в Центральный музей Вооруженных Сил, чтобы повидаться со своим «первенцем», автоматом выпуска 1947 года, который в то время экспонировался в музее. Для меня, как военного журналиста, это была большая удача. Во-первых, Михаил Тимофеевич не любил общаться с прессой, избегал публичных встреч, поручая такое «неблагодарное занятие» секретарю или своим детям – сыну и дочери. Во-вторых, эта встреча была чисто случайной, поскольку меня пригласили помочь музею совсем в другом деле, и о том, что приедет Калашников, я не знал и не догадывался.
Встреча конструктора с самым первым серийным образцом его изобретения 1947 года за № 001 была очень трогательной. В музее его встретили как самого почетного гостя. В общении c людьми он оказался открытым, доступным и откровенным. Несмотря на свою занятость, он уделил беседе более часа и ни разу при этом не посмотрел на часы. А вопросов к нему было много.
– Я прожил интересную жизнь, – рассказывал Михаил Тимофеевич. – Родился на Алтае, в православной крестьянской семье. Моя мать, не в пример нынешним женщинам, родила 17 детей. Из них выжили шесть – я, трое братьев и две сестры. Все, кроме меня, связали свою жизнь с сельским хозяйством.
– А как вы стали конструктором вооружения?
– Это фашисты виноваты! – с чувством горечи ответил Михаил Тимофеевич.
– Не я выбрал этот путь. Я не собирался изобретать оружие. Это оружие выбрало меня! Если бы не немцы, я бы посвятил свою жизнь другим изобретениям. Таким, чтобы они облегчили тяжелый крестьянский труд. Война помешала.
Ему нельзя было не поверить. Генерал-лейтенант Калашников приехал в простом штатском сером пиджаке, темных брюках, и во всей его коренастой фигуре без генеральской формы даже спустя 68 лет после призыва в армию угадывалась настоящая русская крестьянская жилка.
Михаил Тимофеевич рассказал, что перед войной он учился под Киевом на водителя-механика танка. Еще будучи курсантом, он сконструировал для танка два прибора. На его изобретение обратил внимание Георгий Константинович Жуков. В ту пору он был командующим Киевским округом.
– При нашем танковом училище есть мастерские и опытные мастера, – сказал Жуков. – Сможете сделать там свои приборы, чтобы показать их в Москве?
– Смогу! – не раздумывая, ответил курсант Калашников.
Через два месяца молодой изобретатель-рационализатор из далекой алтайской глубинки, не имеющий никакого технического образования, с двумя ящиками, в которых находились прошедшие испытания приборы, вновь едет к командующему округом.
– Вы подали хороший пример нашим инженерам, – сказал Жуков. – Пусть знают, что не только они могут совершенствовать военную технику. Он наградил Калашникова часами, дал сопровождающих и отправил в Москву. Молодой изобретатель не знал, что едет участвовать в конкурсе по созданию именно этих приборов, – в конкурсе, в котором примут участие маститые инженеры и конструкторы.
В Москве на молодого сержанта никто не обратил внимания. Конкурсная комиссия назвала имя победителя в чине полковника. Но Калашников предъявил комиссии письмо Жукова, в котором он просил обязательно принять к рассмотрению изобретение курсанта. Члены комиссии отнеслись к молодому автору с высокомерием и даже враждебностью, как к человеку, создавшему им массу неудобств. А через несколько дней у него на руках уже было заключение о том, что его изобретение показало лучшие результаты и рекомендовано к серийному производству.
Это была победа! Михаила Калашникова направляют в Ленинград для изготовления опытной партии. Его встречают на заводе им. Ворошилова. Впереди ждала интересная и ответственная работа, но… Грянула война. Сержант Калашников возвращается в свою часть, где его назначают командиром танка Т-34.
Могли ли в первые дни войны простые необстрелянные деревенские парни из российской глубинки противостоять немецким асам-танкистам, победно прошедшим через всю Европу?
– У немцев тогда было автоматическое оружие, а у нас – винтовка-трехлинейка, да и то не у каждого, а одна на троих, – вспоминал Михаил Тимофеевич. – А с деревянным учебным «оружием» для отработки строевых приемов долго не повоюешь. В одном из боев в начале войны я был ранен. Это чудо, что я остался в живых. В госпитале меня душила обида. Немецкое автоматическое оружие имело бесспорное превосходство над нашей винтовкой. Хотелось помочь нашим солдатам. Я рисовал чертежи в обычной ученической тетрадке в линейку. Хотелось создать автомат, но не такой, как у немцев, а простой и очень надежный. Чтобы он был безотказен в бою, когда нет времени на тщательный уход за оружием. Многие в госпитале смеялись надо мной. Но были и те, кто поверил.
Госпиталь был переполнен. Тех, кто мог ходить, отправляли в глубокий тыл. Там я, уже будучи старшим сержантом, в обычном железнодорожном депо с помощью рабочих все-таки создал придуманный в госпитале автомат. Я послал его в Москву, но очередная «компетентная комиссия» отнеслась к нему так же пренебрежительно, как и к первому изобретению. Образец был утерян. К счастью, в то время в Алма-Ату эвакуировали Московский авиационный институт. При нем оказалась неплохая мастерская. Там я создал второй образец. На него уже обратили внимание. Он сохранился. Находится в Военно-историческом музее Санкт-Петербурга.
– За свою жизнь я сконструировал более 150 образцов оружия, – признался знаменитый конструктор. – Но тот опытный образец – единственный! Он у меня самый красивый!
– Скажите, а какой из этих 150-ти образцов оружия вам дорог больше всего? – поинтересовался я.
– А вы спросите любую мать, кто из ее детей ей дорог больше других? – ответил Михаил Тимофеевич. – Ведь каждый из них достался ей очень дорого! И мне, как конструктору, каждый из образцов моего оружия тоже дался нелегко.
– Над чем вы сейчас работаете? – вновь спросил я.
– Руковожу новыми разработками, слежу за производством, – ответил Калашников. – Но сказать хочу о другом: сегодня мне очень обидно за нашу молодежь. На нее обрушился поток грязной и лживой информации. Я вижу, как молодые люди начинают терять отечественные духовные ценности. Поэтому, несмотря на загруженность конструкторской работой, я взялся за перо. Еще в начале девяностых я написал две книги, адресованные молодежи. Сейчас издано 6 моих книг. И работу в этом направлении я оставлять не собираюсь. Уважение к труду, к отечественным традициям, к старшему поколению, к своему народу – вот исток благополучия человека и общества. А вовсе не жажда наживы.
– Скажите, вы верующий? – не удержался я от вопроса.
– Я человек своего времени, – сдержанно сказал Михаил Тимофеевич. – Но никогда не был атеистом. Я родился в православной семье. И считаю себя православным. У меня в жизни было много испытаний. И преодолел их не иначе, как с Божией помощью…
Шесть лет назад, во время торжеств, посвященных 60-летию знаменитого изобретения, мне довелось услышать от представителей Рособорон-
экспорта о планах создания в Ижевске музея М.Т. Калашникова. Был разработан соответствующий проект. Здание сверху должно было напоминать АК-47. Возможно, этим планам и суждено было бы сбыться, если бы не жесткая позиция Михаила Тимофеевича в этом вопросе. Дело в том, что строительство музея предусматривалось на том месте, где прежде стояла Свято-Михайловская церковь, разрушенная большевиками в 1937 году.
– На этом месте должна быть только церковь! – твердо заявил Калашников. Храм был восстановлен.
Позднее он так поделился своими впечатлениями: «Когда в 91 год от роду я переступил порог этого Храма, на душе моей было волнение и чувство… такое, как будто я уже здесь был… Такое чувство дается, наверное, только крещеному человеку. «Как же хорошо, – пронеслась тогда в голове мысль, – что отказал я в строительстве моего музея на этом месте».
«…И меня Господь надоумил приблизиться на склоне лет с помощью моих друзей к Святым Таинствам Христовым, исповедоваться и причаститься Телом и Кровью Христовыми», – писал Михаил Калашников в письме к Святейшему Патриарху. Ответ был утешительным. По поводу ответственности конструктора автомата за гибель людей у Православной Церкви есть вполне определенная позиция: когда оружие служит защите Отечества, Церковь поддерживает как его создателей, так и военнослужащих, которые его применяют. Автомат был создан для защиты нашей Родины.
…Моя офицерская служба осталась в прошлом. Защите Отечества я отдал 32 года своей жизни. Я не знаю, как бы я служил без веры.
«Не убий» – не значит «не защити»! А защищать нам есть что. Пусть Россия уже давно осиротела без царя, но у нее остались Православная вера и Отечество. Их защита – это святое дело! И вся жизнь Михаила Тимофеевича Калашникова – пример служения Православному Отечеству.
